Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

черновик

Ты сегодня опять хрипишь – и, похоже, почти не дышишь.
Обдирает горящий воздух – лучше сразу бы кипятком...
Бьет в ознобе больное тело, умираешь – но все же слышишь
Как по доскам идет (крадется) Та, что ходит всегда пешком.

Та, что глаз не сомкнет устало, собирая из душ букеты,
И сегодня придет, наверно, или завтра придет к тебе...
Ты ей, впрочем, всегда ответишь – заклинанием, мольбой, советом -
Не жалея ни слов, ни мыслей, осыпаясь песком во тьме.

Ты в победу едва ли веришь, утекая водой сквозь пальцы.
Губы сушат чужие ласки, навевая в глаза обман...
Не проснувшись, почти поверить, дотянуться – и здесь остаться,
Подчиняясь чужим желаньям, отдавая себя словам.

Позволяя себе согреться, собираешь осколки веры.
Разбавляя озноб желаньем, поднимаешь в груди слова.
Мысль отдастся ударом сердца, всколыхнет паутинки-нервы,
Удержать попытавшись память, что пока что еще жива.

---

Про сказки

1.

Это, конечно, едва ли верно, верить не стоит чужим словам. Сказка свои открывает двери, дальше дорогу отыщешь сам. Время частит тут свои законы, час от луны по прямой пешком... После полуночи – прочь от дома, тихо и, главное, босиком. Руки сжимают в полоску кеды, колет игриво ступни трава... Кошка увяжется, может, следом, хвост промелькнет в темноте едва. Луч от луны тебе путь отмерит, дверь приоткрыта и чуть темна... В сказку всегда приоткрыты двери, чтоб войти – велика цена.

В темном чулане, сквозь тень чудную, здесь в приоткрытую щель в часах... Выйдешь сквозь сон на тропу кривую, сердце мгновенно сожмет в тисках. Кот на поляне уж машет лапой – ну же, не бойся, скорей беги... В сказке закон не подводит правых, если отвага горит в груди...

Если ты юн – лет почти двенадцать - смел и отважен, как мушкетер, друг за спиной не позволит сдаться, смело подставит в беде плечо. Меч деревянный разит не хуже, чем настоящий, стальной клинок; друг не предаст, темнота не вскружит голову – если наступит срок, если вокруг нападают бесы, или же люди – куда страшней... Если беда вдруг прорвет завесы – сердце не прячь и иди за ней. Если принцесса томится в башне или мальчишка попал в беду – знай, ты не можешь так просто сдаться, знай – я на помощь тебе иду.

Рыцарь-мальчишка в рубашке тонкой, алая капля на рукаве... Меч деревянный стальным осколком рубит и песню поет во тьме.

2.

- Сколько стоит мечта, может, знаешь? Скажи...
Но старик лишь качает седой головой:
- Каждый платит свое ... Кто монетой из лжи, кто отвагой, кто сердцем, душой, головой... Кто-то море отдаст за кусочек земли, представляешь – все море за сушу и боль! Здесь любовь расставляет свои куражи, кто ее не испил – знать, не будет собой. Умирать не бояться, не чувствать рок, позабыть про других, лишь бы счастье иметь... Люди разные, детка, и каждому в срок жизнь пример преподаст – коли сможешь стерпеть, знать, судтьа удалась, может, что-то еще и случится... Уж коль будет дальше везти.

Дед качает обрубком ноги и встает – надо б выкурить трубку да сети плести.

3.

Сердце поет о высокой Мере, колет подушка слегка пером... Знай, если срок на борьбу отмерен, вряд ли получится все "потом". Если в окошке луна искрится, площадь видна сквозь туман лугов - знай, это если и просто "снится", мост здесь открыт для пяти шагов: раз, и распахнуты двери неба, два – и взлетает с лугов дракон... Тем, кто за гранью ни разу не был, смел и отважен (когда не сон), кто не боится упасть с вершины, зная, что будет не долог путь – людям таким все дороги в мире, вера, что с курса не даст свернуть, храброе сердце (пусть нет ответа), шпага, огонь и размах крыла. Если же сердце не даст ответа, если в душе поселится мгла – крепче сожми амулет на шее,

---

Колыбельная (Походная)

До сердца холод проберет... Уходит вдаль дорога.
И тянет вдаль судьбы полет - от самого порога
И до раздвоенных седин горы твоих мечтаний.
Молчи же брат, и пусть в тиши не будет обещаний

Того, что дать не сможешь мне – ни после, ни вовеки.
Туман стелился по земле, смежив устало веки,
Туман унес с собой коня, нам след с тобой оставил.
Ты не найдешь уже меня, не вспомнишь слов и правил.

Мой брат, не бойся ничего... Ляг на траву в тумане.
Рука в руке, к плечу плечо, вдвоем в одном обмане -
Одном, но все же на двоих. К утру исчезнет морок,
Когда в тиши взовьется стих, что так могуч и долог,

И в небе магия взовьет игривых стрел зарницы.
Спи, брат, пока горит костер, и пусть тебе приснится
Наш клен, живущий до сих пор, и речка за оградой.
Спи, брат, пусть будет долог сон, знай, гнать его не надо...

---

Бескрылый (в работе)

... Его называют бескрылым недаром -
Того, кто от неба отрекся навеки.
Обрезаны крылья, затянуты раны...
Прикрыты задумчиво бледные веки...

Усталость в движеньях, опущены плечи,
Холодное сердце стучит, но не слишком.
По прелой листве шаг один в бесконечность -
Мужчины, что был так недавно мальчишкой...

* * *

... Мальчишка!.. Крылатый ребенок рассвета,
Осколок мечты, босоногое счастье.
Туман над рекой, запах леса и лета,
Шуршанье осоки и морок ненастья -

Когда над водой мглой затянется небо,
И первая капля вдруг стукнет о воду...
Ребенок буранов, грозы и рассвета,
Что, птице подобно, так ценит свободу.

Вспорхнет над простором небесная птица,
Разрежет крылами прохладные грезы,
Мелькнет опереньем... И снова резвится
Один только ветер сквозь бури и грозы.

* * *

Увы, перемены в миру неизменны:
Срывается с ветки последний листок,
Чтоб новой весной распустить вдохновенно
Чуть робкий и клейкий упругий росток.

Природа всегда повторяет по кругу
Заложенный миром простой ритуал.
Текут времена, обгоняя друг друга,
Расходятся четкие линии скал,

В моря превращаясь за сотни столетий;
Меняется почва, уходит вода...
Лишь времени бег неизменен вовеки,
Лишь Время – тот миг, что почти навсегда.

... Ему ж до времен дел, пожалуй, немного:
Резвиться б на воле под сенью небес.
В лазурную даль лентой вьется дорога,
Оскаленной пастию щерится Лес...

Оскаленной пастью тропинок и впадин:
Захочешь пешком – знать, познаешь беды.
Здесь царство опасности, боли и ссадин,
Оврагов смертельных, трясин и воды.

Расщелины, ямы, колючки, болота...
Здесь голову сложит почти что любой.
Топится едва ли кому-то охота...
Ни птица, ни зверь в этот лес ни ногой,

Ни лапой. Лишь люди, упрямству покорны,
Все ищут какой-то мифический клад,
И сотнями гибнут в глубинах озерных,
Блуждая до смерти в проклятых кустах.

"Девица!.."

Как солнце, горящие косы
Рассыпаны в белом изгибе плечей,
Подол подметает рассветные росы,
Туман застилает убранство очей...

Дорога под ноги ей стелется прямо,
Сбегая все ниже – иди, не гляди...
Девица идет, огибая упрямо
Коряги, платок прижимая к груди.

Тут встанет на мох, там косою зацепит
Корявую ветвь с почерневшей корой....
То ветер листок незаметно прилепит,
То хрустнет сучок под упругой ступней.

"Постой!" Ох, сейчас ей грозит оступиться!
Под тонкой ногой рассыпается тьма...
Испуганный вскрик - и израненной птицей
Крылатый уж мчится, и сходит с ума,

Подставив в паденьи ей плечи и руки,
Стремится поймать: под тропой – пустота...
Там шорох и трески, шуршанье и звуки
Могильного царства, земли и песка.

Там змеи шуршат в ожиданьи поживы,
И в темной глуби просыпается Князь.
"Не бойся... Пока мы... как будто бы живы,
Взлететь бы..." Внизу снова ветки и грязь,

Как будто и не было в чаще провала.
Девица дрожит, приоткрыла глаза...
- Не бойся... - Кивнула.
Забылась.
Устала...
За кромкою скал набухает гроза,

И серые тучи сбиваются в стаи,
Сливаясь в едином сплетении тел,
Рокочут, друг друга порой окликая,
И смертным готовя печальный удел.

И тучи пронзает сияющей лентой!
Над скалами снова грохочет вдали
И первая капля беззвучной кометой
Несется, чтоб оттиск оставить в пыли...

* * *

... В "берлоге" тепло, и уютно, и тихо,
И блики на стенах от танца костра.
Снаружи стихия беснуется лихо,
И ветер с дождем завывают с утра.

Здесь – запахи ели, морошки и мяты.
Скворчит над огнем "полевой" котелок...
В подстилке еловые мягкие лапы,
Укрыться рогожей, под ухо - мешок...

Но спится – как детстве, и крепче и слаще.
Морошка и мята, чабрец и хвоя...
Нет мира чудней, чем укрытие в чаще,
И дождь за порогом, и блики огня.

И вот – пробуждается гостья лесная.
Опасливо снова поводит плечом,
Платок осторожно и робко сдвигая;
Ладошки – к огню. Хорошо, горячо...

Вспорхнула снаружи промокшая стая.
Придвинуться ближе, чтобы было тепло...
- Здесь... есть кто-то?.. - "Тень...Только чья же? Чужая,
Излом силуэта с когтистой рукой!"

- Не бойся... - "Мужчина. Красивый как будто,
Вот только немного, похоже, не брит...
Иль это всего лишь игривое утро
С тенями и взглядом здесь что-то творит?

Силен, без сомненья. Могучие пальцы...
Упругое тело под хлопком одежд.
Мужчина... без возраста. Молод для старца,
Не юн, как она, но не брат, не отец..."

- Согрелась?
- Ага...
"Смотрит вроде без страха,
Неловко и гордо расправив "крыло".
А в небе дрожала, как малая птаха,
Ко мне прижимаясь, даруя тепло..."

К нему прижималась она беззаветно,
В испуге и шорохах взмахов крыла,
И ветер ревел в небесах беспросветных,
И в перьях свистел, поднимая туда,

Где небо все больше чернело и выло
И всполохи молний грозили бедой.
А Он, пусть не зная, что будет и было,
Все дальше вперед устремлялся домой.

... По телу текла раскаленная лава:
Он как-то давно видел реку огня,
И вспомнилось вдруг, как дика и упряма
Могучая сила, которой моря

Едва ли могли бы представить преграду:
Ничто не спасется, никто не сбежит...
Вздыхала девица, даруя награду
И тело в ознобе горит и дрожит.

И кости ломает желаньем неясным.
Но вот впереди уж виднеется "дом".
Мечты непонятны, желанья опасны
И парень себя понимает с трудом

Но деву на ложе свое опускает,
Вдыхает сквозь зубы, выходит под дождь...
Гроза постепенно, но все ж остужает,
Смывает мечты, гасит жажду и дрожь.

Он ловит губами холодные струи,
Глаза поднимает к слепым небесам...
Вдруг - светлая точка сквозь вихри и бури!
То птица? А может, такой же, каков он и сам?

Дитя снегопадов, закатов и ветра,
Тумана иль тех, что даруют рассвет....
Мелькнул и пропал – только вспышкою света
Отмечено место, где виден был след.

Наверное, все же пора возвращаться.
"Надолго... Опять, знать, увязнем в воде"
Сквозит сквозь порог на разутые пальцы.
"Так, надо бы чая... И гостье, и мне"

- Чайку Вам, быть может?
- Спасибо, пожалуй...
Протянет Ей чашку с отваром из трав,
Кусок пирога (пусть немного лежалый)
Да меду немного – тот будет неправ,

Кто скажет, что мед есть эльфийского лучше.
"Приправим напиток прохладной росой...
"Эх, мяса б немного... И как бы не тучи,
Ее б угостил я не так..." Но постой,

Нашарит ладонь полку с сыром и хлебом
(покрыта вся корка неведомо чем!)...
Нашел! Оленины копченые ребра!
- Прошу, госпожа. Не побрезгуйте всем...

Увы, чем богаты, здесь гости не часто
Бывают – уж больно высоко мой дом...
Лишь филин порой залетает горластый,
Иные дорогу находят с трудом.

... Дождь к ночи утих. Раздвигая границы,
Отправилась прочь чародейка-гроза.
В лесу тишина – нет ни зверя, ни птицы,
Устало молчат в вышине небеса...

И девушка тоже – глаза протирает
Ладонью несмело, уйти не спеша.
"Домой бы ее..." Но порыв ускользает
И в панике бьется, сгорая, душа.

Домой – так и что же? Навеки остаться
В "берлоге " небесной опять одному?
И жить до седин, и конечно же, сдаться,
Как братья, в итоге шагая во тьму?

И веры не знать, и любви не изведать -
Дрожащего тела и неги ночей,
Касаний и слов, что в преддверьи победы
Ночами терзают мечтами о Ней...

Вот так – отпустить?! Разве можно так просто?
"Захочешь – не сможешь, то худший из снов..."
- Что в Лес привело вас? - "Вот так, осторожно,
Чтоб вдруг не коснуться "неправильных" слов,

Все выведать... Что же в лесу ты забыла?
Иль вовсе не знаешь, куда же пришла?"
- Траву я искала... Волшебная сила
Ее, говорят, уже многих спасла...

- Траву? - Ну, понятно. Ни денег, ни власти,
Тебе не искать – лишь волшебный цветок,
Что, светом своим отгоняя несчастья,
Хотя и не "многим", но все же помог.

- Зачем? - Потемнели янтарные очи.
Не плачешь, но вновь прикрываешь глаза.
- Отец мой... Вернее, скорее уж отчтм...
Он болен... - По щечке катится слеза,

Ее торопливо смахнешь между прочим.
- Вкусил он дарованный недругом яд...
Богатые мы. И не просто, а очень.
И многие в зависти черной хотят,

Что если не им, то и нас чтоб постигло!
"Прекрасна, как небо в преддверьи грозы..."
- Скот режут, крестьян убивают безвинных!
Строения рушат, сжигают сады...

Мы всем помогаем в беде и невзгоде!
- Касанье ладоней – и дрожь в глубине. -
- Наш род испокон верен нуждам народа,
На родине каждый слыхал обо мне,

Мы все, что имеем, нажили по праву,
Работая так, как не каждый бы смог...
Завистники летом находят управу,
Зимой же в поклоне идут на порог -

В болезнях и голоде каждый страдает.
Помочь мы готовы и ночью и днем,
Вот только нередко народ забывает
Кто рядом стоял, помогая во всем.

Наверное, мы все из числа обреченных,
Хоть к людям с душой, не жалея спины...
К нам шли за спасеньем – но в зависти черной
Вдруг стали мы враз никому не нужны.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Безымянный

* * *

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зацепило... Про сказки

в двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...

но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.

мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...

...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.

***
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.

поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.

раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.

***
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...

ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.


путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.

Джек-с-Фонарем

---

С Новым Годом всех!!!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Обращение к читателям

Итак, дорогие наши читательницы и читатели (если таковые имеются), к вам ко всем назрел, наконец, один небольшой вопрос. Суть вот в чем: есть ли такие, что имеет желание / возможность присоединиться к рядам авторов и попробовать себя в роли творца ролевой? Игру все перед вами, темы/идеи/правила и прочее обсуждаются и редактируются. У кого есть мысли и желание продолжить, с идеями сюда

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Новая сторона известной сказки

Страшные трейлеры на добрые сказки

---

После боли

Название: После боли
Автор: Selena
Пейринг: Кеко / Рен
Жанр: Романтика, воспоминания
Размер: мини
Описание: Что может измениться, когда в жизнь врезается боль

Боль ворвалась в тело привычной иглой, холодной и почти уже не осязаемой на фоне всего того, что ей пришлось пережить за последние несколько… чего?.. Дней? Недель? Счет времени давно был потерян, равно как и очертания происходящего вокруг, все, как одно, напоминающие теперь лишь яркие размытые пятна, разные по размерам и расцветке, но увы, упорно не желающие преобразовываться в нечто конкретное. Одно из пятен появлялось намного чаще других, крупное и, чаще всего, темных оттенков, и надолго задерживалось рядом, изредка перемещаясь и как будто опасливо замирая, боясь потревожить. От пятна, именно от этого, ни от каких больше, веяло теплом.

Звуков не было. Ни звука, ни четкого осознания того, что же именно тогда произошло – лишь тепло, почти ощутимым потоком струящееся сквозь холодные пальцы и время от времени перемешивающееся со странным ощущением вины и какого-то липкого чужого страха, вливающееся в «течение». Потом ее пальцы вздрагивали, и страх пропадал, оставляя все тот же искрящийся внутренний свет и робкую радость.

Хватит…

Хватит воспоминаний, боли – хотя, боль еще будет, будет долго, все так же приходя по ночам, но чаще – днем, когда заботливая медсестра не придет поставить обезболивающий укол – «хватит, пора привыкать жить без лекарства. Вам ведь скоро на выписку…»

Скоро. Ага, как же…

Мотнув головой, Кеко осторожно пошевелила пальцами и медленно, с натугой села, опираясь на здоровую руку. Вторая мгновенно отозвалась острым импульсом, как всегда было при смене положения, и заныла, вяло напоминая о себе тяжестью гипса. Такая тяжесть была давно уже много где, разве что голова и несколько частей тела чудом остались целы – хотя, про голову-то она как раз зря, голове в некотором смысле досталось больше всего. Плохо срасталась сломанная рука…

Когда последовал удар, Кеко не успела даже понять, что произошло, не то, что как-то сориентироваться и среагировать. Толчок, затем резкий рывок – жалко, конечно, Принцессу-розу, ну да Бог с ней – и падение, оглушающее до звона ушах и отчаянного, стремительного всплеска мгновенной всепоглощающей боли, когда все существо буквально раскрошилось о безжалостную преграду, перемалываясь между гигантскими шестернями (так, по крайней мере, актрисе долго казалось). Рен говорил, что ее сначала ударило о столб, а потом уже была машина… Казалось, что наоборот, хотя какая, в принципе, разница?.. Если что так, что эдак – все равно здесь…

А потом, посте удара – пустота. Колючая, звенящая, злая. И боль. Очень, очень много боли.

То, что это именно Его тепло, именно Цуруги, она не осознавала очень долго, хотя и тянулась к нему почти подсознательно, хоть немного, но пытаясь отвечать на прикосновения, дрожащими пальцами зажимая горячие искорки добра – получалось плохо, пальцы не слушались, но Кеко старалась, как могла. Иногда по щекам текла влага, и пятно, которое никак не удавалось разглядеть, ласково стирало соленые капли, и тогда от него снова веяло болью и горечью – его собственной, клубящейся где-то за гранью девичьего восприятия. То, что это была Его боль на ее слезы, Кеко не ощущала, как порой попросту не осязала своего тела (так казалось), но эти наполненные вихри чувствовала. И старалась успокоить, как могла…

Конечно, его поймали, того вора. Наркотики, ломка – то, что превращает человека в нелюдь, делает его безумным, лишает сил жить и, наоборот, придает какой-то не человеческий стимул бороться за существование, не осознавая, кому и как при этом придется принести боль. Именно поэтому, наверное, сама она, Кеко, сейчас здесь, на больничной койке, а ее сумка где-то там, на дне реки. Или ее унесло течением, когда тот сбросил с моста улику? И там же, на дне – Принцесса-роза…

При воспоминании о заветном кулоне глаза защипало так, что пришлось поспешно смаргивать – иначе, веки опять будут красными, а Рен уже скоро придет и обязательно все увидит и поймет. А расстраивать его нельзя, и так уже переволновался сверх меры. В руки перекочевал телефон, и девушка, одним движением выйдя на рабочий стол нового смартфона – старая «раскладушка», как и ключи с кошельком, давно покоилась в речных водах – с невольной улыбкой погладила пальцем улыбающееся лицо красавца-брюнета с затягивающим, как стальной водоворот, взглядом. Зеленый цвет глаз ему тоже идет, но и вот так, в линзах, тоже красиво. Очень… И говорила же, что не надо покупать такой дорогой телефон!.. А он – «это не я, Это Такарада. Лучшей актрисе агентства положен хороший мобильный». Врун… И про мобильный, и про… хорошую актрису. Что он, что президент. Одно слово, родственники…

Губы раздвинула легкая улыбка, совсем не соответствующая внутреннему ворчанию. Лучшая актриса… Переломы, синяки, ссадины и еще полный набор всего, благо, хоть зубы целы. А ведь могли бы быть и не целыми… «Могами-сан, улыбнитесь!» Кеко невольно хмыкнула. Ничего, верно Рен говорит – все заживет…

Вчера приходил папа.

Тогда, после нападения, он тоже приходил, но Кеко его не видела – она вообще никого не видела тогда, с трудом удерживая сознание на грани спасительного забытья. Здесь, именно здесь, ее кто-то ждал, и она шла к нему, к этому теплу, спасительному и родному – пока, наконец, полностью не окунулась в боль и страх. Не свой, Его… Ну и пусть. Все рано это лучше, чем темнота и пустота.

Интересно, скоро Рен придет? Рен говорил, что работать будет до семи, а сейчас уже… (актриса мельком глянула в телефон) почти половина восьмого. Ну да, пока закончит, пока доедет… И еще подарок этот, вчерашний… Зачем? «Хочу, - говорит, - чтобы не грустила…»

Не грустила… Пальцы нежно погладили тонкую цепочку с аккуратным кулоном – переплетение тонких ажурных стальных «нитей», настолько искусное, что кажется, как будто это и не метал вовсе, и между ними она – яркая багровая капля, всеми оттенками алого пропускающая сквозь себя скудный больничный свет. А каким ему еще быть, если только после операции и глаза еще мало привыкли к яркому свету, хотя уже различают предметы и людей в такой вот приятной полумгле…

Снова погладив украшение, Кеко спрятала подарок под пижамную рубаху – наверное, выбился наружу во время сна – и вздохнула. И не объяснишь ведь, что кулон этот – красивый, но другой, чужой, а тот, особенный, где-то глубоко так и хранит в себе то, первое ощущение чуда – и первый подарок от самого близкого, самого дорого ей человека.

Она возвращалась долго и страшно, раз за разом проходя одни и те же круги удушающей пустоты и дикого, до спазма в пустеющих легких, страха того, что не сможет вернуться. Но тот, кто был на другой стороне, звал, не давая осесть на самое дно этого страшного тягучего омута, просил, приказывал – и она подчинялась, кое-как держась на зыбкой поверхности, снова и снова открывая глаза – почти не видящие, но живые – и опять осторожно сжимала пальчики, показывая здесь и чувствует. Тепло на пальцах податливо сжималось в ответ…

Иногда ощущения пропадали. Не только некоторые – вообще все. И тогда Кеко как будто плыла в непонятном, но тихом потоке благоговейной пустоты, не видя, не слыша и не обоняя, словно растворяясь от приступов и неосознанно отдыхая от того, что то и дело терзало там, за пределами такого «сна». Потом отдых неизменно заканчивался, и вместе с ним возвращалась боль, все так же неся с тобой тепло того, кто стоял за ней. И Кеко ждала, верила…

- Да? – Имя любимого, высветившееся на дисплее внезапно ожившего мобильного, заставило сердце вспорхнуть взволнованной птичкой и радостно заметаться, теплым комочком тычась в ребра. Вроде бы и привыкла к звонкам, а все равно… - Привет… Нет, не разбудил. Хорошо, что закончил…

Пауза – Рен торопливо говорит, она слушает и постепенно хмурится. Что за мужчина! Как ребенок, ей-Богу… Ну, вот выйдет из она больницы, сразу займется… воспитанием!..

- … Рен, ну какая клубника, а?! Нет, не надо… Яширо-сан там? А, домой… Ну, значит, сама позвоню… Как это «не надо»?! Надо! Он же по моей просьбе тебе бенто покупал! Было же? Ну вот… И куда, на выброс опять?.. Нет, вечером надо есть свежее, а не вчерашнее. Ладно, пока… Приедешь, поговорим…

Завершив вызов, Кеко еще пару минут притворно дулась, разглядывая на пальце серебристый ободок с фиолетовым камнем – такие споры повторялись каждый вечер с небольшими изменениями, но Рен потом все равно приезжал, привозя с собой то корзину фруктов, то лукошко с клубникой, то спелый большой ананас. Кеко ворчала для порядка, но все равно ела, и притворное противоречие заканчивалось там же, где начиналось. А потом, когда губы становились сладкими от сока, а сердце пустело от радости, он подсаживался ближе и бережно, как в первый раз, начинал ее целовать, так смущающе, трепетно слизывая губами невидимые капли сока с припухших губ… Будда, даже вспоминать об этом нельзя!.. Щеки мгновенно вспыхивают алым, а в теле разливается привычная ватная слабость и странное, пока еще мало знакомое ощущение тягучего жара, словно вместо крови у нее – расплавленный металл…

Вскинув голову, Кеко торопливо помотала ей, отгоняя видение – предательский жар от неуемной фантазии неумолимо начинал растекаться по телу – и, с излишней сосредоточенностью зарывшись в телефон, принялась снова пересматривать фотографии жениха...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра